«Чехов несравненный художник...

Художник жизни...»

                          Л. Толстой

А. П. Чехов — один из гениальнейших русских писателей. Он умел затронуть в своих произведениях такие вопросы, которые и сегодня делают его рассказы и повести актуальными. Он уделял огромное внимание миру сложных, зачастую непредсказуемых движений человеческой души и особенно чувству любви. Безусловно, любовь — самое светлое и прекрасное чувство, но жизнь в обществе накладывает на человека ограничения и запреты, призванные направить могучую стихию любви в спокойное семейное русло, где страсть узаконена и становится лишь одним из элементов повседневной жизни.

В России во время Чехова были очень сильны патриархальные представления о любви и браке. Считалось вполне нормальным жениться и выходить замуж не по любви, а либо по «разумному расчету», либо по договоренности родителей, либо из каких-то других соображений житейского здравого смысла. Однако прожить без любви или же загнать в тесные рамки живое свободное чувство далеко не просто. Если человека, обделенного любовью, не поглощали целиком интересы практического или духовного свойства, то в какой-то момент он с мучительной остротой и болью ощущал бессмысленность и бесцельность жизни. Ему становилось страшно и скучно жить лишь для того, чтобы — по словам Пушкина — благополучно «скончаться посреди детей, плаксивых баб, да лекарей». (видео)

Тема человеческого счастья, любви, гармонии раскрывалась во многих  произведениях писателя, в большинстве из них: «Ионыч», «Попрыгунья», «О любви» — герои терпят крах в любви. Они не могут составить собственного счастья, не говоря уже о других.

В рассказе «Дама в собачкой» — все по-иному.

В начале рассказа герои живут спокойной и размеренной жизнью, которая уже давно определилась, приобрела вполне завершенную форму, а в перспективе у них — медленное старение. В их жизни нет места сильным страстям, в ней ничего не происходит. Скучно! Героиня едет на море потому, что в обществе принято ездить на море и потому что уж очень устала от однообразной жизни. Она, как сотни других праздных, старательно отдыхающих женщин, исполняет предписанный ритуал: прогуливается по набережной, греется на солнце, дышит полезным морским воздухом.

Главный герой, Гуров, живет так же размеренно и скучно. Правда, он еще  позволяет себе «маленькие шалости», чтобы как-то скрасить свои унылые серые будни в семье, которая всегда была ему чужой. Он изменяет жене, которую не любит, да и никогда не любил, женившись, скорее всего, чтобы быть «как все». Его измены — отнюдь не романтические приключения, они — часть все того же рутинного порядка. Любовная связь Гурова и Анны Сергеевны представляется обоим чем-то случайным и мимолетным, хотя женщина впервые изменила мужу и искренне переживает это.

Когда расстаются Гуров и Анна Сергеевна, она возвращается в свой город С., а он — в Москву, Гуров думает, что этот роман – его обычная очередная интрижка. «Пройдет какой-нибудь месяц, и Анна Сергеевна, казалось ему, покроется в памяти туманом и только изредка будет сниться ему с трогательной улыбкой, как снились другие. Но прошло больше месяца, наступила глубокая зима, а в памяти все было ясно, точно расстался он с Анной Сергеевной только вчера. И воспоминания разогревались все сильнее».

Здесь — поворот в развитии сюжета. Любовь героя не слабеет, не гибнет от столкновения с жизнью, не оказывается несостоятельной. Наоборот, она вызывает у Гурова отвращение к дремотному, обывательски благополучному существованию, у него возникает стремление к иной, новой жизни. Привычная обстановка вызывает у героя почти брезгливое отвращение. Когда Гуров хотел поделиться радостью знакомства с Анной Сергеевной, он ему говорит: «— А давеча вы были правы: осетрина-то с душком!   Эти слова, такие обычные, почему-то вдруг возмутили Гурова, показались ему унизительными, нечистыми.

Как мы видим, этот чиновник, партнер Гурова по игре в карты, равнодушен, слеп и глух. Его интересует лишь состояние собственного желудка, а понятие такта, при наличии которого не будешь вот так отвечать на реплику об очаровательной женщине, ему вовсе незнакомо.

И Гуров ясно видит лицемерие и пошлость окружающих. «Какие дикие нравы, какие лица! Что за бестолковые ночи, какие неинтересные дни! Неистовая игра в карты, обжорство, пьянство, постоянные разговоры все об одном... куцая, бескрылая жизнь... и уйти нельзя, точно сидишь в сумасшедшем доме или в арестантских ротах».

Нельзя не заметить, что тема рассказа – курортный роман, – разбивается на две отдельных подтемы, связанные между собой и образующие главную.

Первая, с которой мы знакомимся в начале, – поведение мужчин и  женщин на курортах вдали от семьи и привычного образа жизни. Мы видим, как Гуровым овладевает «соблазнительная мысль о скорой, мимолетной связи, о романе с неизвестною женщиной». Позже мы узнаем, что это ему удается осуществить. Теперь мы можем озадачиться: с какой же целью Чехов открывает эту тему? Несомненно, данная тема предназначена не только для завязки действия, но и служит определенным целям. Не просто же так, от скуки, Гуров завязывает это знакомство! Не будь такой предпосылки, как нелюбимая жена, вряд ли бы Гуров изменял ей. Да и Анна Сергеевна не любила своего мужа. Итак, они сошлись от одиночества, инстинктивно ощущая нехватку любви, нуждаясь в ней.

Значит, цель первой подтемы: показать людям, как неправилен семейный союз без любви и уважения, к каким последствиям он может привести.

Вторая же подтема – тема любви и перемен, которые она несет с собой. Встреча с Анной Сергеевной переменила Гурова. Он полюбил ее, полюбил женщину впервые в жизни, испытал в зрелом возрасте все то, что чувствуют юноши: «И только теперь, когда  у него голова стала седой, он полюбил, как следует, по-настоящему – первый раз в жизни».

Какую бурю и гамму чувств рождает в Гурове любовь! Ее очистительная сила благотворна. Писателю не приходит и в голову осудить героев за «греховное чувство». Они оба состоят в браке, нарушают клятву. Но читателю ясна мысль автора, что жизнь без любви еще более греховна. Анна Сергеевна и Гуров любят друг друга — это их утешение, стимул жить, ведь каждый человек имеет право на счастье. «Анна Сергеевна и он любили друг друга, как очень близкие, родные люди, как  муж  и  жена,  как  нежные  друзья; им казалось, что сама судьба предназначила их друг для друга, и было непонятно, для чего он женат, а она замужем...».

Чехов как будто говорит, что любовь может все. И теперь его герой уже не прожигатель жизни, а настоящий человек, умеющий сострадать, быть искренним, нежным.

Разобравшись с целью рассказа, рассмотрим подробно сюжет произведения, его композицию. Среди гуляющих на набережной Ялты появляется новое лицо – дама с собачкой. Это событие – завязка действия. Через несколько дней в саду главный герой – Гуров – с этой дамой  знакомится. Так начинается развитие действия. Вместе они гуляют, проводят много времени. Постепенно наши герои привязываются друг к другу, но, как мы помним, у Гурова по отношению к Анне Сергеевне были свои планы. Он мечтал о курортном романе.

После недели знакомства действие внезапно приблизилось к первой наивысшей точке своего развития – первой кульминации. Наступает день решающего «любовного наступления» Гурова. В этот день была необычная для осени погода. «В комнатах было душно, а на улицах вихрем носилась пыль, срывало шляпы. Некуда было деваться». И вот, вечером того же душного и ветреного дня произошло то, к чему молодая провинциалка «отнеслась как-то особенно, очень серьезно, точно к своему падению». Все, что случилось в номере у Анны Сергеевны, могло произойти и в обычный день, в дождливый или солнечный, но штилевой. Но ветер разнообразит курортные будни, привносит забавные нотки в картину традиционного гулянья на набережной. Смешно смотреть, как брызги прибоя окатывают визжащих от испуга барышень, как ветер задирает платья, а полный господин гонится за своей сорванной ветром панамой и пытается ее поймать, точно курицу. Но только ли для этого подул штормовой ветер в рассказе? Нет ли в этой душной и штормовой атмосфере осеннего дня активного вмешательства природы в самую суть отношений двух героев рассказа?

В этот день Анна Сергеевна была необычно возбуждена, нервна, рассеянна. «Она много говорила, и вопросы у нее были отрывисты, и она тотчас же забывала о чем спрашивала; потом потеряла в толпе лорнетку». Что ее так взволновало? Близость Гурова? Но ведь это уже не первый день их знакомства, уже прошло более недели. И всю неделю они встречались, гуляли, обедали вместе.

Всему был виной ветер! Ветер не только гнал пыль и срывал шляпы, он действовал на нервы. Это был южный ветер, горячий, пахнущий морем, водорослями и вокруг далеко разносивший соленую водяную пыль. Представим себе хрупкую женщину, жительницу средней России, впервые приехавшую в Крым. Здесь для нее все ново, непривычно, будоражаще. Солнце, обжигающее даже осенью, морской прибой, не умолкающий ни на минуту, опьяняющий запах экзотических цветов. Но особенно взвинчивает нервы ветер. Становится ясно, откуда эта рассеянность, нервозность.

И вот природа вступает в действие. Было около семи баллов, и правда, срывало шляпы. Море, где так недавно болталась пустая бутылка, теперь клокотало и ревело. Брызги взлетали выше фонарей, и люди с визгом шарахались к тротуарам. Гуров и Анна Сергеевна стояли у мола. И хотя ей было страшно, когда девятый вал с тупым и гулким ударом обрушивался на камни, не хотелось уходить. Гуров привлекал ее к себе, готовый схватить и унести куда-нибудь подальше, если будет опасно. Шторм сближал их, он был «семибалльной» отметкой их бурного романа, чувственной нотой, которая, благодаря шторму, духоте, так естественно начала звучать в их отношениях. И жажда, томившая обоих, воспринималась теперь и как жажда близости.

Гуров и Анна Сергеевна пошли в ее номер, и вот у них произошло, то чего так ждал Гуров. Но Анна Сергеевна отнеслась к этому как-то особенно, очень серьезно, как к своему падению. Она наивна, от нее веет чистотой, порядочностью, наивностью мало жившей женщины.

На рассвете, Гуров повез Анну Сергеевну в Ореанду. Обычно ездили в Ореанду после ресторана или карт. Ездили, чтобы отдохнуть в тишине, послушать море, развеять усталость, увидеть солнечный восход в горах.  (00:24:50)

Может быть, Чехов заставил Гурова предпринять это небольшое путешествие именно для того, чтобы там, в минуту тишины он и Анна Сергеевна увидели мощь и красоту горного рассвета, услышали великую музыку природы. Здесь, перед лицом природы, впервые проявится их способность отзываться на эти впечатления, на эту необычную и мощную музыку. Это станет началом их медленного духовного прозрения, воскрешения. И тогда проснется в них человеческое, высокое, чистое. Если это так, то поездка в Ореанду перестанет быть случайным фабульным звеном, количественным прибавлением к длинному перечню их прогулок и бесед, а откроет новый драматический этап в их отношениях, новую главу романа о нарождающейся любви.

Но вот небо на востоке чуть тронула утренняя заря. Природа просыпается. Все наполняется музыкой утра, далеким эхом в каменных складках гор. По-прежнему ритмично шумит море, извозчик кланяется восходу, бьет колокол в маленькой церкви. И тихо, отъединенные друг от друга общением с природой, неторопливо говорят Анна Сергеевна и Гуров. Анна Сергеевна плачет. От чего? От ощущения несбыточности ее мечтаний? От предчувствия близкого конца ее романа с человеком, который кажется ей добрым, возвышенным, необыкновенным?..

«И часто на сквере или в саду, когда вблизи их никого не было, он вдруг привлекал ее к себе и целовал страстно… эти поцелуи среди бела дня… жара, запах моря и постоянное мелькание перед глазами праздных, сытых людей точно переродили его...» Во всем этом чувствуется нетерпение страсти, безрассудство, какая-то безоглядная решимость Анны Сергеевны, которую, как она признается, «попутал нечистый». Роман обретает новый ритм, он нарастает, ленивые сцены начала, нервозная атмосфера штормового дня сменяются возвышенно-созерцательной беседой в Ореанде. До того как наступит заключительный этап — прощание и многозначительное путешествие по заоблачной дороге в Симферополь, — отношения любовников достигают критической точки. Проснувшееся в Гурове неожиданное чувство не возникает «из ничего», оно обнаруживает свой исток еще в Ялте. Будничный курортный ритуал, флирт от нечего делать уступает место чему-то более терпкому, нарастает эмоциональная температура отношений. Описанные в рассказе величавые впечатления от прогулок нуждаются в пластическом выражении. Пусть эти поцелуи и объятия среди белого дня совершаются в самой, казалось бы, неподходящей для этого обстановке. Безрассудство может быть выражено только в этом — в риске, в том, чтобы ловить удобные мгновения, безрассудно подвергая себя опасности быть замеченной и опозоренной. В отчаянной решимости до того скромной и застенчивой провинциалки.

Развязкой явилось пришедшее от мужа Анны Сергеевны письмо, в котором он умолял жену вернуться домой. «...Она поехала на лошадях, и он провожал ее. Ехали целый день». В этих десяти словах огромный и важный кусок романа, его последняя, заключительная страница.

Давайте и мы мысленно сядем в дилижанс, на места первого класса, лицом к лошадям и отправимся в путешествие по пути героев рассказа. Такое путешествие нам многое объяснит, а фантазия дополнит то, чего уж нет, как нет и самого дилижанса.

Дорога в Москву шла в XIX веке только через Севастополь. Оттуда уходили поезда в Саратов. Путь до Севастополя занимал целый день.

Дилижансы отправлялись утром. Черные, высокие, с белыми занавесками, они напоминали похоронные дроги. Запряженная четверка тащила дилижанс в горы. Высоко у самой крыши восседал кучер с бичом. На крыше, огороженной барьером, крепко увязан багаж. Среди вещей, должно быть, томился в корзинке, покрытой сеткой, шпиц. Шпиц — он тоже действующее лицо и еще развернет свою роль в дальнейшем. Породистые собаки чувствительны и ревнивы. И шпиц, надо думать, ревнует свою хозяйку к Гурову, болтаясь на крыше дилижанса и проклиная свою собачью судьбу. Бедный шпиц! Анна Сергеевна охладела к нему, стала невнимательна. Он это чувствует и думает про себя, как Каштанка: «Нет, так жить невозможно! Нужно застрелиться!»

От самой Ялты начинается подъем по бесконечному лабиринту горной дороги к Байдарским воротам. Дорога узка и даже осенью кажется белой от зноя. Она покрыта мелкой, как пудра, пылью, оседающей на шляпах и плащах. Ехать по такой дороге целый день утомительно. Клонит в сон. На особенно крутых участках лошади замедляют шаг, свистит бич и сыпятся татарские ругательства.

Здесь Гуров, наверное, вынимал часы. Он торопил время. Анна Сергеевна смотрела на него и молчала. Молчал и он. С каждым поворотом все выше и выше, и все надоедливей нескончаемый серпантин дороги. Наконец узкая каменистая лента, по которой едва ли разъедутся два экипажа, подходит к самой пропасти. Анна Сергеевна со страхом смотрит вниз. Там, под ногами лошадей, в синей глубине медленно ползут облака. Она отводит взгляд от пропасти, задохнувшись от обилия света и воздуха. Если не смотреть на дорогу и под колеса, то кажется, что и впрямь паришь в заоблачной вышине, покачиваясь на рессорах, как на крыльях в парящем полете, высоко-высоко над миром. А там, где-то внизу, далекий Саратов, серый забор с гвоздями, серый день, серые люди, муж-лакей. Где-то бесконечно далеко, в другой жизни.

Еще поворот, и разверзается захватывающая дух бездна под Байдарами, зеленовато-бурые ковры Нижней Ореанды.

«Она не плакала, но была грустна, точно больна, и лицо у нее дрожало». Это было прощание не только с Гуровым, но и с природой. И в этом весь смысл сцены, все глубокое и важное содержание десяти слов рассказа. Путешествие из Ялты в Севастополь — разное для каждого из двух героев. Для Гурова то длинное и неудобное сидение в тряском дилижансе — вынужденная дань вежливости. Ведь скоро закончится еще одно его похождение или любовное приключение, и останется воспоминание. Он подумает об этом на севастопольском вокзале. Для Анны Сергеевны этот день — прощальный. Прощание с любимым человеком, с быстро промелькнувшей светлой страницей ее жизни, прощание навсегда и потому окрашенное грустью. Но в то же время это последние впечатления о крымской природе. И все смешано, неразделимо связано в ее душе. Это последнее свидание с морем, небом, горами — всем тем, что аккомпанировало ее любви и возбуждало в ней трепетное чувство. По контрасту с этим воздушным, свободным, радостным миром еще острее возникнет в памяти серый саратовский мир, забор, тот самый, от которого так хочется убежать!

В рассказе только десять слов об этом путешествии. Но прощание этих двух людей не в описании факта отъезда госпожи фон Дидериц из Ялты, не в уходящем поезде и не в торопливых словах у вагонного окна. Их прощание длится гораздо дольше и шире по внутреннему действию. Оно в совершенно разном отношении обоих к тому, что произошло с ними в Ялте. Оно в столкновении, в неравенстве чувств и мыслей. Ее любовь, принесшая ей счастье, хоть и короткое, сталкивается с грубоватым высокомерием мужчины, с его легкой усмешкой по поводу очередной и нетрудной победы. Оно, это прощание, в том длится, что молодая женщина, жена чиновника-лакея, уже любит Гурова высокой жертвенной любовью, а он еще не любит ее. И потому духовное прозрение уже наступило для нее, а для него наступит гораздо позже, в месяцы разлуки. Она, маленькая провинциальная женщина, затерянная в саратовской тоске и серых заборах, уже возвысилась до поэтического взгляда на окружающую природу, а московский домовладелец Гуров еще пребывает в привычном состоянии безразличия ко всему окружающему, к красоте мира, к красоте чувств и порывов. К длинному списку своих «жертв» он прибавил еще одну, только и всего!

В этой несимметричности, несинхронности их чувств и заключен действенный заряд, разница уровней, вызывающая течение, движение. Эта несинхронность и проявляется в тот единственный день, когда она ехала на лошадях и он провожал ее.

Однако по приезде домой Гуров не может забыть даму с собачкой, и воспоминание, очень реальное, как тень следует за ним. Он внутренне меняется и, наконец, созревает для того, чтобы снова увидеть Анну Сергеевну. В декабре, на праздниках, он приезжает в С. и наводит справки о том, где живет Анна фон Дидериц. Не имея возможности повидаться с ней днем, Гуров вечером едет в театр в надежде, что она будет там.

Второй кульминацией явилась их встреча. (1:05:50) Опять герои стоят перед выбором – быть или не быть вместе и после короткого свидания они вновь расстаются, но теперь в твердой уверенности, что Анна Сергеевна приедет к Гурову в Москву. Такова развязка.

Заключает рассказ повествование о дальнейших встречах героев, однако в полном смысле заключением это назвать нельзя: последний абзац допускает дальнейшее развитие действия и дальнейшие переживания Анны Сергеевны и Гурова.

Значение деталей

В раскрытии образного смысла, в поисках внутреннего действия разнообразные детали очень важны. Вот гуляет по набережной дама с собачкой. Собачка эта — шпиц — случайная деталь характеристики, штрих для колорита, забавная подробность. Но нет, уже в сцене первого знакомства, когда случай сводит обоих героев за общим обедом в садовом ресторане, вступает в действие и шпиц. Он служит поводом для их знакомства. Значит, он не зря приехал в Ялту из Саратова со своей хозяйкой. И не зря причинял ей неудобства в дороге: надо было кормить его, гулять с ним на станциях, извиняться за беспокойство перед пассажирами первого класса, среди которых, наверное, нашлись и брезгливые ненавистники собак. Но у этой собачки есть свои функции в этом произведении.

Собаки, как и люди, обладают разными характерами. Спаниели нежны и ранимы, обидчивы и ласковы. Шпицы ревнивы. Это важно. Да, несомненно, он ревновал свою хозяйку в течение всего романа. Почувствовал, что внимание к нему ослаблено, что теперь она меньше гуляет с ним по набережной, иногда на целый день оставляет одного в номере, он страдал и злился. И невзлюбил чужого человека с чужим табачным запахом, приходившего к его хозяйке. В первые дни после знакомства он относился к Гурову спокойно, даже охотно принимал от него косточки во время обеда, а потом, брошенный хозяйкой, возненавидел это новое лицо... Но бедный шпиц входит в сюжет не ради жалости к животным. В его собачьей судьбе отражается состояние его хозяйки, ее смятение. То, что он, ухоженный и, видимо, избалованный, привезенный на курорт как неразлучный спутник и друг, теперь забыт — не столько факт его собачьей биографии, сколько факт биографии Анны Сергеевны, отражение ее романа.

Но не только ради того, чтобы показать состояние Анны Сергеевны, ее переключенность на новое и важное обстоятельство, захватившее ее целиком, нужен шпиц. Если дальше пофантазировать, то выяснится, что именно появление собаки, имя которой не мог припомнить Гуров, когда попал в Саратов, заставило его заволноваться, ощутить впервые особый трепет, ранее ему не знакомый. Вот бежит по улице белый шпиц, и у встретившегося с ним Гурова вдруг забилось сердце: где-то поблизости, думает он, должна быть и хозяйка собаки. Ведь шпиц не дворняга и одного его на улицу не отпустят.

Этот собачка не играет особой роли в бесконечно глубокой и печальной истории. Но в круговорот человеческих отношений вовлекаются находящиеся рядом существа и предметы, и на них тоже лежит отсвет событий и чувств, ставших уделом героев рассказа.

Сами по себе ни шпиц, ни арбуз, ни лорнетка, ни конка ничего не значат — обычные будничные детали человеческого быта. Но высвеченные особенностью чувств и действий, они обретают особый смысл, особую значительность, как и тот самый обычный дощатый забор на саратовской улице, на который никто не обратил бы никакого внимания, если бы он не стоял против окон дома Дидерица. Таким образом действия людей вовлекают в свою орбиту действия вещей.

В конце концов, только действие, если понимать его максимально широко, а не просто как поступок, движет все повествование, меняет уровни, образуя течение. Чем более разнятся уровни, тем стремительнее течение. Только болото не меняет уровни. Человек не может быть тем же, каким был, уже через мгновение. Он, как река, изменяет течение своей жизни, зависящее от сотен причин, зачастую скрытых, замаскированных, мало ощутимых на первый взгляд.

Вот, например, Гуров. Он, как известно, домовладелец и служащий банка. Иметь в Москве два каменных дома, с точки зрения советского человека, значит быть «буржуем», собственником, принадлежать к «сытым». Это верно. Но смысл духовного перерождения Гурова вовсе не в том, что он стал «кающимся буржуем». Если уж вспомнить о домах, то в связи с тем, что его «женили рано, тогда он был еще студентом второго курса». Заметьте, это важно, — он не женился, а его женили. Не может ли быть так, что этот неравный брак был и браком по расчету? Молодого студента женили на женщине в полтора раза старше его из-за приданого. Это приданое — два дома. Его женили на двух каменных домах, и это привело союз мужчины и женщины к формальному сожительству без любви, без привязанности. Это брак по расчету, и Гуров — жертва этого брака. Жертва вызывает симпатии, а служба в банке говорит о труде, о деле, а не о стрижке купонов. И то, что Гуров готовился петь в частной опере, очевидно, упомянуто не зря. В рассказе, как и вообще у Чехова, ничего не говорится «зря». Гуров человек музыкальный, с артистическими задатками, следовательно, натура более тонкая, чем его собеседники за карточным столом.

Дмитрий Дмитриевич Гуров рисуется Чеховым как ординарный, хорошо обеспеченный человек. Его жизнь была ничем не примечательной жизнью сытого, здорового, обеспеченного человека, не затрудняющего себя философскими размышлениями о смысле человеческого бытия. В журнальном тексте эта особенность Гурова была подчеркнута особенно резко. Он характеризовался как человек, который хорошо понимает истинную цену своей жизни, но не имеет склонности к иной, более возвышенной. В Ялте Гурова восхитили прекрасные пейзажи, яркая, величественная природа. Однако: «Гуров наслаждался, хотя и сознавал, что эти впечатления ему ни к чему, совсем не нужны, так как его жизнь не была ни прекрасной, ни величавой, и не было желания, чтобы она когда-нибудь стала такою». Позже Чехов снял эти строки, и от этого характер Гурова получился более цельным. Стало ясно, что это всего лишь один из многих привилегированных жителей хлебосольной Москвы, некоторыми чертами своего характера напоминающий не столько воинствующего обывателя, сколько добродушнейшего и беспечнейшего Стиву Облонского. Встреча с Анной Сергеевной не сразу изменяет его жизнь и его сознание. По приезде в Москву он снова охвачен привычной комфортной жизнью - клуб, рестораны, чтение газет, он как будто забыл свой ялтинский роман. «Уже он мог съесть целую порцию селянки на сковороде». «Селянка на сковороде» - символ удобной, жизни московского барина, высокопоставленного чиновника, жизни плотской, обывательской, как бы в забытьи. Тут же Чехов пишет о размышлениях Гурова на тему его отношений с Анной Сергеевной как о мимолетных, тех, которые будут скоро забыты. Но ни селянка, ни прежняя удобная жизнь не могут стереть ее образ.

Что же произошло, в конечном счете с Гуровым? Как видим, из счастливого, довольного, беззаботного москвича, умевшего пользоваться радостями жизни, он превратился в глубоко неудовлетворенного человека, вставшего перед трагически неразрешимыми для него вопросами. С точки зрения обывательской, житейской, все это должно было быть признано бедствием, божьим наказанием. Но не так смотрит на судьбу своих героев Чехов. С его точки зрения, утратив свою безмятежность, Дмитрий Дмитриевич стал не беднее, а богаче. Настоящая, большая любовь очеловечила его, пробудила в нем на конец то духовное богатство, которое подчас чувствовали в нем женщины, но не могли вызвать к жизни. Однако действительность, в которой живет Гуров, такова, что обретенное духовное богатство не приносит ему радости. Как относится к этому Чехов? Если бы он не признавал права своих героев на счастье, настоящее, достойное их счастье, то, видимо, не было бы в рассказе никакой драмы. Между тем Чехов рисует именно драму, драму обездоленности и бесприютности человека, сбросившего с себя обывательское забытье.

Наибольшее значение в произведении имеют только два герои – Гуров и  Анна Сергеевна – те, кто способен развиваться. Все вокруг обезличены; даже если их много – присутствия человека не увидишь. Нам даны только два портрета второстепенных персонажей: жены Гурова и мужа Анны Сергеевны, причем даже внешне эти люди непривлекательны, не говоря об остальных их чертах. И роль, которую эти герои играют, всегда отрицательная: они – сила, разлучающая влюбленных.

Портреты главных героев располагают к себе. Она: невысокого роста блондинка с угловатостью в смехе; тонкая, слабая шея, красивые серые глаза. В ней есть что-то «жалкое» (по выражению Гурова), наверное, он имел ввиду, что при взгляде на нее хочется быть сильным и пожалеть ее. Он: «В его наружности, в характере, во всей его натуре было что-то привлекательное, неуловимое, что располагало к нему женщин».

Рассказ охватывает временной промежуток приблизительно от полугода до года, точно установить невозможно. За это время действие переносилось из Ялты в Москву, из Москвы в город С. и обратно. По словам автора, герои точно «две перелетные птицы, самец и самка, которых поймали и заставили жить в отдельных клетках». Однако даже на расстоянии друг от друга они продолжают мысленно быть вместе.   (1:18:35)

Ознакомившись с рассказом Чехова Дама с собачкой», М. Горький прислал ему в январе 1900 года восторженное письмо. «Огромное Вы делаете дело Вашими маленькими рассказиками - возбуждая в людях отвращение к этой сонной, полумертвой жизни - черт бы ее побрал!»

Сила чеховского рассказа - в пробуждении желания обновления, желания найти себя, жить полной жизнью. Противопоставлением пошлой человеческой жизни выступает природа. «Листва не шевелилась на деревьях, кричали цикады, и однообразный, глухой шум моря, доносившийся снизу, говорил о покое, о вечном сне, какой ожидает нас. Так шумело внизу, когда еще тут не было ни Ялты, ни Ореанды, тепёрь шумит и будет шуметь так же равнодушно и глухо, когда нас не будет. И в этом постоянстве, в полном равнодушии к жизни и смерти каждого из нас кроется, быть может, залог нашего вечного спасения, не прерывного движения жизни на земле, непрерывного совершенства. Сидя рядом с молодой женщиной, которая на рассвете казалась такой красивой, успокоенный и очарованный в виду этой сказочной обстановки моря, гор, облаков, широкого неба, Гуров думал о том, как, в сущности, если вдуматься, все прекрасно на этом свете, все, кроме того, что мы сами мыслим и делаем, когда забываем о высших целях бытия, о своем человеческом достоинстве». Гуров и Анна Сергеевна смогли обрести себя, пусть это не сделало их счастливыми, заставило страдать, но они познали таинство любви, это сделало их достойными красоты и величия природы, дало возможность будущего спасения.

Заключение

В рассказе А. П. Чехова "Дама с собачкой” происходит постепенное обретение истинного смысла жизни. С банальной истории — курортного романа — начинается настоящая, великая и хрупкая любовь.

Для Гурова "эта маленькая женщина, ничем не замечательная, с вульгарною лорнеткой в руках...” стала единственной целью жизни, самым дорогим человеком. Как это непохоже на него, считавшего женщин "низшей расой”! Чехов специально несколько снижает образ героини; он не идеализирует, не делает из нее богини — это самая обыкновенная женщина. Потому что любовь — это не то абстрактное туманное облако, заставляющее горько и безудержно вздыхать. Это реальное чувство к реальному человеку. И именно такая любовь, возникающая независимо, спонтанно, облагораживает человека, становится целью его жизни. В этом и гениальность Чехова, что он с потрясающей убедительностью показывает нам любовь людей самых обыкновенных и ничем не примечательных.

В конце рассказа будущее героев неясно. Гуров и Анна Сергеевна надеются, что скоро "начнется новая, прекрасная жизнь”. Но они понимают также, что "до конца еще далеко-далеко и что самое сложное и трудное только еще начинается”. То есть самое главное не то, что будет дальше, а то, что есть сейчас, — любовь. И лучше, любя, не быть уверенным в завтрашнем дне, чем совершенно точно знать, что будет завтра, послезавтра, через неделю, через две...

Это почти романтический рассказ Чехова-реалиста о любви, ее великой силе и чистоте. Читая рассказ, понимаешь, что все-таки лишь с любимым человеком можно понять всю красоту мира, ощутить полноту жизни и что необходимо беречь этот дар — любовь, если она выпадает на твою долю.